* * *
Где-то в берег бьет Енисей,
Где-то Черного моря пляжи.
Что ж ты, пращур мой Моисей,
Нас доставил в такую лажу?
Где-то чардаш в домах звучит,
Антрекота чарует запах.
А мы держим Давидов щит
В задубевших от ружей лапах.
Мамалыга, икра, хот-дог,
Клен, тюльпаны, бамбук, секвойя –
Сколько мест, где б народ мой мог
Обрести хоть чуть-чуть покоя.
От пожаров войны в огне,
В нудных склоках и в адском лете.
Смерть легка на Святой Земле –
Как бы только дожить до смерти?
МОГЛИ БЫ...
Мы б могли быть гугенотами
В ночь Варфоломея дикого,
Мы б могли быть кашалотами
И сражаться с Моби Диками.
Мы б могли быть лютеранами
И общаться с инквизицией,
Мы могли бы быть дворянами
И иметь дела с милицией.
Мы б могли быть содомянами
Или даже гоморройцами,
Мы могли бы быть цыганами,
Мы могли бы быть пропойцами.
Мы б могли быть Бармалеями,
Мы могли бы быть этрусками,
Но родились мы евреями,
А умрем, как видно, русскими.
СЛУЖИЛ Я КАК-ТО В ЛИВАНЕ
Забудь на миг любовь и смрад,
Героев и отребье -
Открылся звездный маскарад
В чужом ливанском небе.
Меняют звезды имена,
Привычки и наряды.
Гуляет там же и Луна
Зевакам на отраду.
Вот на Созвездие Весы
Созвездье Гирь ложится,
Вот догоняют Гончьи Псы
Созвездие Лисицы.
Сидит Созвездие Кота
И Млечный Путь лакает,
Созвездье Плачущего Рта
То плачет, то смолкает.
И по велению Творца
С высот несется престо -
Играет Моцарта-отца
Созвездие Оркестра.
И можно что-то загадать,
Пока не смолкло престо:
Созвездье Девы хочет стать
Созвездием Невесты.
Но отгремел бал-чародей,
И по обыкновенью
Спешит Созвездие Людей
К Созвездию Забвенья.
ЭЛЕГИЯ
Тебе вчера моё болело сердце,
А мне мешала спать твоя мигрень.
Живём, надев улыбку набекрень,
И, видимо, от этого не деться,
Но без тебя нелепо странен день,
Как на поминках сыгранное скерцо.
Чем дольше день, тем меньше суеты,
И меньше слов, но мы молчим синхронно,
И эта тишина одушевлённа,
Её невольно оживляешь ты,
А заодно и старые цветы,
Что в форточку заброшены муссоном.
В соседнем доме притулился бар.
«Маэстро, виски даме! Льда побольше,
А мне полынной» - я желаю горше,
Чтоб оттенить всю сладость твоих чар.
А что любовь неходовой товар –
Так мы и покупаем не за гроши.
Чтоб родинку увидеть у пупка,
Хватает и поверхностного взгляда,
Но как её вообразить? Досада
(Опять мигрень гуляет у виска),
Досадно, что кончается строка,
И тему заглушает канонада.
Опять аэропортов ворожба,
Опять туман, и пьяные пилоты,
И сэндвичи, несвежие до рвоты,
И хрюкает в динамиках труба,
Но в этот рейс «Безумие – Судьба»
Нас ангелы возьмут без самолёта.
МАГАЗИНЧИК
Измочаленно-уставший,
Я бродил по переулкам,
Обходя уже упавших,
Спящих в лужах и окурках.
Интересно, что ж мне надо
В этом Неизвестногде?
Вот он: магазин "Услада
Сердцу, телу эЛьТеДе".
Все уже освоив схемы,
От разврата и до свадьбы,
Я насилую дилемму:
Заглянуть бы? Убежать бы?
Ну, ухмылочку теряя,
Я вошёл. Горят торшеры.
Продавец - усталый гаер.
Стулья, стол, вино, фужеры.
"Не топчитесь на пороге,
Успокойтесь, Бога ради!
Там, на полках, каталоги.
Цены тут же, в прейскуранте.
Сядьте, выпейте мадеры,
Перебор варьянтов долог:
От Рязани до Канберры -
Страсть, соблазн, желанье, морок.
Вот молоденькие стервы:
Тело просто потрясает,
Но платить придётся в нервах" -
"Что так?" - "Да звонят, рыдают!
Чуть постарше: разведёнки,
Или те, кто будут вскоре" -
"Плата?" - "Жить с её ребёнком.
Неприемлемо, не спорю.
Есть варьянт - вообще конфетка!
Я б сказал - Богиня Ложа:
Адюльтер с тридцатилеткой -
Нежный взгляд, веснушки, кожа.
Муж ревнивый, но в разъездах,
И проблема небольшая:
Дама любит безвозмездно,
Но брильянты обожает
И без них в постель не пустит..."
"До чего ж у вас убого!
Нет ли в вашем захолустье
Хоть чего-нибудь от Бога?"
Помолчали. Звон фужеров.
Продавец качнулся еле:
"Вам, товарищ кабальеро,
Компромиссы надоели?
Вам испить угодно чашу?
Что ж Вы сразу не сказали?
Есть одна. Навек. Не страшно? -
Остальные отказались!"
"Я беру!" - "Да Вы капризны!
Ну, тогда и не ропщите!"
"Чем платить?" - "Простите, жизнью..."
"Только жизнью? Получите!"
СОН О ЛЕТНЕМ ДОЖДЕ
И то ли ливень, то ль вода бежит по глобусу,
И то ли Питер, то ль Садовое кольцо.
Твоё размытое лицо в окне автобуса,
В окне автобуса твоё размытое лицо.
То ли Мадрид, то ли Москва первопрестольная,
И всхлип от боли: то ли язва, то ль стилет.
И твой неясный силуэт, и гром, и молнии,
И гром, и молнии, и твой неясный силуэт.
И то ли в призме внеземного измерения,
А то ли образ твой ломает резкий дождь.
Куда ты, мокрая, бредешь, венец творения?
Венец творения, куда ты, мокрая, бредешь?
НЕ ТАМ
Я зря расходую слова,
И зря от слёз набухли веки:
Ведь ты не можешь быть жива
В моём запутавшемся веке.
Но даже если не со зла
Я оживлю тебя в сонете,
Не может быть, чтоб ты жила
На этой бешеной планете.
Черты лукавой красоты
Тревожат внутреннее зренье.
Ты правишь на планете ТЫ
С твоим же летоисчисленьем.
Но в этой яви неземной
Ты видишь сон, себе на горе,
Где ты фланируешь со мной
По пляжу сумрачного моря.
И я, отпущенный тюрьмой,
Уже готов на самом деле
Сменять земной остаток мой
На сумасшедшую неделю.
Законы Господа просты:
Ты, Он и я – нас только трое.
Я улетел к планете ТЫ,
Земля прощается с «героем».
Дружище, некролог пиши!
Тебе оставил я неглупо
Обёртку от моей души,
Замаскированную трупом.
Мне камень выберет семья
(Не зря же проливал я семя),
А эпитафия моя:
«Не так он жил, не там, не с теми».
РАЗГОВОР С ДРУГОМ-ПСИХОАНАЛИТИКОМ
Неотвратимость бытия
С годами раздражает реже -
Пусть наши розы и несвежи,
Мы обойдёмся без нытья,
Хоть мне, цинично гогоча,
Поведал психоаналитик,
Что переводит слово "нытик"
Как "недокомплекс богача".
Но, смех бурбоном усмирив,
Сказал он грустно и устало,
Что у воюющих за малость
Нет сил и времени хандрить,
Тогда как белый воротник,
Достигнув минимальной планки,
Тоскует, что твоя шарманка...
И он заплакал и затих.
Да, так и начинают пить!
Как жалок жребий твой, воришка:
Листаешь чековую книжку
И не находишь, что купить.
Но вдруг он молвил трезво: "Ммать!
А ты-то как? Всё в убежденьи,
Что не продажно вдохновенье,
Но можно рукопись продать?"
Оставь, дружище! Ведь цинизм
Тебе и самому противен,
Но звон песет, пиастров, гривен
Твой изувечил организм.
Я ухожу. Ты смотришь криво,
Король язвительных реприз,
Но ты же сам возвел в девиз
"Души прекрасные порывы!"
А я, внезапный, как февраль,
И лишний, как сельпо в серале,
Сверну сей опус без морали,
Поскольку не люблю мораль!
* * *
Вдруг посмотришь на себя, как в рентген,
Выворачивая в душу зрачок:
-Что же ждёт меня, Синдром Перемен?
-Ничего тебя не ждёт, дурачок!
Бьёт холодного сарказма струя,
И скрипит по сердцу грязный смычок:
-Как мне муторно, Цинизм Бытия!
-Только смерть смывает муть, дурачок!
Мозг усталый изувечит строка,
Хоть набрасывай петлю на крючок:
-Ты за что меня, Печаль Сорока?
-Я не дам тебе чудить, дурачок!
От рутины убежишь, а она
На тебя другой накинет сачок.
-Ты звала меня, Принцесса Весна?
-Я давно уже ушла, дурачок!
СЕКРЕТ ПОБЕДЫ
Не веря в чудодейственность молитвы,
Предпочитая гибнуть в тишине,
Посмертно мы выигрываем битвы
В давным-давно проигранной войне.
МАМА
Гомонит гамма
Птичьих стай.
Мама, встань, мама,
Мама, встань!
Поиграй с нами,
Стих скажи.
Не лежи, мама,
Не лежи!
Испечем сами
Пироги.
Помоги, мама,
Помоги!
Отпоёт в храме
Поп-мастак.
Как же так, мама,
Как же так?
Приходи снами
На часок.
Вот и всё, мама,
Вот и всё!
| 
|
КРИТИКАМ
Возникает момент, когда рог дилетанта осушен до дна,
Когда количество вслед за размером теряет значенье,
Становится суеверием, как Янка Купала и столоверченье,
Строки душат и крошатся, как расфасованное печенье,
Продававшееся в «Кулинарии» в брежневские времена.
И моим критиканам я раздам сиятельно по шее и по рублю,
Объявив им, что схожесть с иксом не всегда умаляет игрека,
Ибо есть еще и другие буквы, и, скажем, байроновская лирика
Породила другие, не менее заслуживающие панегирика,
Хотя, как ни стыдно, но именно Байрона я уважаю, но не люблю.
Но если утром десятого августа он вскочил в линованный лист,
На котором титульно обозначено «Гериатрический центр Шфарама»,
То это потому, что Байрон напоминает, что и «Дон Жуана»
Вслед за ним творили и Пушкин, и Украинка, и даже драма
Радзинского написалась на схожий сюжет, но автор перед Байроном чист.
Но на всякого стихо-Гамлета находится с левой резьбою Лаэрт,
И интеллектуалы, успешно зарифмовавшие «жопа-Европа» на дружеской вечеринке,
Пеняют тебе за невозможность бардовского исполнения твоих опусов под сурдинку,
А также просвещают невежду, что тройная зарифмованная серединка
Встречалась еще у Рильке в непереведенном стихотворении «Ля Мерд».
И тогда уже Рильке указывает, что его обвиняли с газетных страниц
В том, что размер «Ля Мерд» встречался в сказках ацтеков и эпосе «Калевала»,
И намекает, что наезжать на поэта нужно, но необязательно самосвалом,
Потому что всегда есть опасность, что поэт продастся Великому Налу
И напишет эстрадную песню с рефренами «джага-джага» или даже «гынц-гынц».
А пока размышлять о Гавайях и Кубе, засыпать в Кармиэле, мечтая проснуться в Москве,
Сочинять, не размениваясь на беседы с издателем и ведение рубрики.
В бесконечном цикле «я пишу – вам не нравится» нас окутают сумерки,
Что обидно, но справедливо по законам нашего Шарика Рубика,
По которому наше ночное забвение – это американский полдень и дальневосточный рассвет.
ВЫДОХ
Прикоснуться к тебе? Или только хотеть прикоснуться,
Или верить, что ты предо мной сотворишься однажды
Из огня и из неба, из пения птиц и из жажды,
И дождаться, и влиться в тебя, и, заплакав, проснуться…
* * *
Налетела, не ведая жалости,
Буря Усталости,
Расставляя на лбах и на судьбах клеймо "Си-Эф-Эс"*.
Эпидемия скуки, невинная кара небес -
Пребыванье в апатии и состоянье не-шалости.
Но придет, обещая спaсение,
Буря Прозрения,
Понимания и обретения яви и сна.
И вернется весна, ах, когда же вернется весна?
Воскресение дум, воскресение душ, воскресение...
* CFS - chronic fatigue syndrome (синдром хронической усталости)
ПРЕФЕРАНСИСТ
Стареем. Громче тикают часы.
Ни рассмеяться, ни затеять ссору.
Такая вот эпоха - Распасы.
Ни пули, ни вистов - всё только в гору.
И прикуп всё яснее и видней,
И понимаем, где нас обманули,
И каждый год по тридцать-сорок дней
С арабами расписываем пулю.
Ни трех тузов, ни масти на руке,
Пасуем от тоски, по нездоровью.
И даже если мизер в кошельке -
Налоговая и его отловит.
Какая неазартная игра!
Ни карты не рифмуются, ни строфы.
И мы, пасуя, лезем по горам:
Кто - на Синай, а кто - и на Голгофу.
Но я вцеплюсь в Фортуны колесо,
И объявлю игру, и не сыграю,
Но убегу с тобой от распасов!
Без трех остаться - больше не пугает!
ВОТ ТАК ВОТ
Я же не пророк Иеремия,
Я лечу почти что наугад.
Девочка с внезапной лейкемией,
Не смотри на белый мой халат.
В "роскоши" (отдельная палата)
Не клянёшь ты Бога-стервеца.
А для нас - стерильные халаты,
На каталке - маски для лица.
Зим твоих шестнадцать. А семнадцать
Будет ли?..наверное... как знать!
Мне тебя смешить, тебе смеяться -
Начинает нам надоедать.
Анекдотец расскажу я глупый,
Тело пропальпирую - лежи.
Новый лимфоузел я нащупал,
Значит, надо поменять режим.
Лысой головы твоей печали
Отгоню минут на двадцать пять...
И с твоим отцом курну в молчаньи -
Нам друг другу нечего сказать.
БЕТОНОМЕШАЛКА
Месяц плёлся ни шатко, ни валко,
И тогда, чтоб задать ему тон,
Приобрёл я бетономешалку.
А чего? - Пусть мешает бетон!
Хоть строительной нету закалки,
Но бетона надыбаю чуть,
Познакомлю с бетономешалкой,
И велю ей: "Смешай что-нибудь!"
Но дурная бетономешалка,
Мои бзики успевши понять,
Комплексует: "Будить его жалко.
Спит бетон. Ну, зачем же мешать?!"
БЕЗЛЕРМОНТОВСКИЙ МАСКАРАД
Итак, объявлен маскарад:
Страсть, Секс, Судьба - триумвират
Трех "С" отмашку дал с престола:
Острим, дерзим на грани фола,
Полу-игра, полу-крамола,
Полу-любовь, полу-разврат.
Кто Фигаро, кто Керубино?
Полу-блаженство, полу-сплин.
"Ах, я люблю Вас, Арлекин!"
"Я очарован, Коломбина!"
Шумел камыш, цветет калина,
И хрюкотали зелюки.
Блажен истомы аромат,
Всё снято, но запрет не снят
Узреть черты дарившей ласку:
Под маской девы - гейши маска,
Под маской зла - смиренья маска,
Под нею блеф, парик и краска...
Шабаш... забвенье... маскарад...
ГАМЛЕТ-2
Лобзая девок при свечах,
Вдали от злобы и раскола,
Жил я – циничный весельчак –
Наследник датского престола.
И поспешу сознаться я
(Поскольку близится начало),
Что несуразность бытия
Меня не слишком удручала.
Я не желал и не проник
В людские беды и кручины
И сам оправдывал принцип
Бесправия простолюдинов.
Но этот философский сор –
Он лишь прелюдия. Сегодня
Меня мой славный Эльсинор
Втянул в забавы с преисподней.
И пусть мне тлен не по нутру,
Но я с упорством короеда
Вгрызаюсь в грязную игру,
Где смерть достойнее победы.
И с медным взором на челе
Я выхожу на битвы с тенью,
Свою неопытность во зле
Прикрывши опытом Монтеня.
Коль ни надежд, ни шансов нет,
Смешно просить о примиреньи.
Но есть у циника секрет –
Цинизм не любит поражений.
Так берегись, любимый клан!
Я горьким гневом занедужил.
ВАМ нужен этот балаган?
Я уверяю – МНЕ не нужен!
Но я полезу на рожон,
И не угомонюсь, доселе
МОЕЙ страною правит он –
Услада маминой постели.
Я не герой и не мудрец
И вовсе не спешу, поверьте,
В мир, где шута смешит отец
Рассказом о нелепой смерти.
Отец! Ты матушке назло
Грешил и тряс страну как грушу.
А мне оскоминой свело
И губы, и судьбу, и душу.
И кровью балуя пейзаж,
Ввергая Данию в пучину,
Скрещу клинки – какой пассаж –
С твоим же незаконным сыном.
И «мудро по тебе скорбя»
(Как сыновьям велит природа),
Я принимаю на себя
Проклятье правящего рода.
И полудюжиной убийств
Я, цепь замкнув, уйду со сцены.
О мой неистовый цинизм
Разлива горя и измены!
ДАНТЕС
Я просыпаюсь. Резкий стук,
И дверь распахивают с силой.
«Ты что, проспал? Скорее, милый,
Ну, ты даёшь, любезный друг!»
Шум, крики, хохот, кутерьма -
Бесовский блазн, моё похмелье.
А за окном гудят метели,
Почти египетская тьма.
И полуветхий старичок
Меня во что-то облачает,
И гость легонько привечает
Ребром ладони старца в бок.
И платье сшито на меня,
Но тяжко дышится в рубахе -
«Да что ты, братец, как на плахе?
Вперёд! - волнуется родня».
И в лисьей шубе на мороз.
Два-три шага - и я в карете,
И тот же голос: «Трогай, Петя,
Пока наш суслик не замёрз!»
Провал. Затмение. Светло.
Но кто я, где - не мыслю даже,
И только холодом Лепажа
Мне руку правую свело.
И снова голос: «Занемог
Барон. Здоровье - не игрушки.
Он сына к вам направил, Пушкин,
И лучше выдумать не смог».
Судьба-злодейка, чёрт хромой!
Ах, если б знать я мог заране...
Но … карты розданы, дворяне.
Простите, Пушкин. Выстрел мой.
* * *
Стою, устав лупцевать коня -
Чего зря мучить?
Никто тебе не заменит меня -
Все только лучше.
И эти другие - это не я,
Хоть я и хуже,
Но злою тайною бытия
Тебе я нужен.
Рукой дрожащей несешь вино
Ко рту. Довольно!
А правда, это не так смешно,
Как очень больно?
А правда глупо, что все снуют,
Орут и скачут,
Тебе ж мерещимся я, уют,
Стена без Плача?
И свой забег проиграв судьбе,
Смеюсь натужно
Тому, что нужен такой тебе,
Себе ненужный.
Письмо Давиду в 2037 год
Я пишу тебе письмо, обормот,
Так, заметки, перед сном пролистать:
Это ж в двадцать лет отец идиот -
К тридцати отец умнеет опять.
Искупал уже хитрющих мышат?
Примирился с убыванием дней?
Я надеюсь, что кропаньем стишат
Не грешишь ты - есть дела поважней.
Потолкуем? Наливай, закури.
Вот орешки, вот лимон, курага.
Говори, мужик, ещё говори,
Я отвечу по порядку, ага?
Нет, любовь - это игра, дорогой,
Её правила не впишешь в строку,
Только лучше пусть играют тобой,
Пусть от них смердит - поверь старику!
Ну, конечно, неприятно, малыш,
Но полезно - закаляет бойца,
А поездку с драгоценной в Париж
Зафиксируй как "начало конца".
Нет, прости, ты говорил о любви -
А при чём же здесь хупа и ктуба?
Различай "шерше ля фам" с "се ля ви"
И не путай, где соблазн, где судьба.
Моих внуков постарайся не бить,
Нет, пожалуй, вбей понятие "честь".
Тёщу можешь, если хочешь, любить -
И такое извращение есть!
На работе уклоняйся от драк.
Не шуми, я объясню, почему:
Твой начальник априори дурак,
И поэтому ты нужен ему.
Ну, и бонус: отдохнуть от проблем
Помогают тишина и минет.
Рассказать тебе про старость? Зачем -
Ничего в ней интересного нет.
Разливай "на посошок" под дымок,
Посмакуй чуток, потом проглоти...
Я хочу, чтоб ты был счастлив, сынок,
Но от генов никуда не уйти.
(ссылка на автора при перепечатке обязательна)
|
