Новости
О себе
Поэзия
Проза
Странствия
Мой LiveJournal
Книга отзывов
Карта сайта
|
|
Тебе
- Эй... Браток, закурить будет? - Простите, я не курю. - А, да что это я... Тут же, ясное дело... Какое уж курево. Да только вот иной раз так прижмет, что и про это забудешь... Как звать-то тебя? - Александр. - Шура, значит. Понятно. А меня Василий. Вася можно. Из Старого Оскола я... Ты садись, располагайся. Что голый, это ничего. Не стесняйся. Облачком прикройся, и ладно. Тут все такие. Все свои. Да и баб я тут не видел, они своей дорогой, видать, идут. - Куда? - Да кто куда. Кто вверх, кто вниз. Обычно для выяснения мало кого задерживают. Все и так ясно... А уж с нами, пехотой, и подавно. Где сказали стоять, там и стояли, а надо было лечь - так и полегли. А что было делать? Тебя это... где положило-то? - А что здесь вообще происходит? - Ты что, не понял еще? Ты ж помер. Это небо. Ну, я понимаю, с непривычки странно, небось политрук-то по-другому учил. А меня бабка воспитывала. Я как после налета очухался, а тут светло, тепло, ни грязи, ни г…на, мужики не матерятся – сразу понял. Оно. Накрыло. И почему голый – понял. Как там в Библии: «Нагим пришел я в этот мир…» - Так роман-биография Родена называется. - Кого? Ну, ладно, Шур, ты это, не переживай. Привыкнешь. Тут хорошо. Тихо. Меня сюда посадили дорогу ребятам показывать. Они обычно быстро пробегают, люди военные, с ними не поговоришь. Дорогу укажешь, честь отмахнешь, хоть без пилотки оно и не по уставу будет – к пустой-то голове… Ну и счастливый путь. Обычно наши-то все вверх, а у фрицев тоже своя канцелярия, их там своим небесным судом судят, хоть и одно ведомство. Меня что поставили сюда: я как раз там, у нас, у Волги, на регулировке стоял, грузовики разруливал, когда того… Бабы, дети малые, бегут, плачут, жара, хоть сентябрь… Особисты бегают, кричат про ни шагу назад… А какие шаги? Бегут люди. - Я понимаю. - А ты в каких войсках служил? - Да я, понимаешь ли, в общем, и не служил. - Эт как? Прямо в эшелоне, что ль, накрыло? Здесь все служивые… - Я журналист. Репортер. - Военкор, что ли? Из «Звездочки»? - Нет. Телевизионщик. - Не понял, ну ладно. Может, поэтому насчет тебя и указаний все нет – куда тебя направлять-то теперь… А где тебя убило? - В Приштине. - Деревня такая? На Украине? - Город в Югославии. - В Югославии?! - Понимаешь, Вась, это уже после войны было. - После победы? - После победы. - Странно. Но ежели мы победили, то… А разве опять – война? - Да, Вась. Опять. - И опять – с немцами? - Сложно это. Свои вроде как своих бьют. Жили рядом веками сербы и албанцы, а теперь делят землю… - А наши? - Сербы тоже наши. Православные. - Наши - то есть советские. Русские… - Наши-то вроде и воевать не должны. Да вот… - Что вот? - Да я и сам не знаю! Брат на брата, люди в соседних домах жили, в гости ходили, дети у них играли, а теперь один другому ножом глаза вынимает и… Да даже говорить не буду! - Как гестапо прямо… А с чего они? - Это как в гражданскую. Только тогда бедные с богатыми, а теперь – югославы между собой. Кому-то это выгодно. За албанцев американцы заступаются… - Ну, так они и фронт второй не открывают… - Открыли, закрыли, да потом все снова перепуталось. - После победы? - Да. - А я думал, после победы больше войны вообще не будет. Политрук говорил… - Ну и где теперь твой политрук, Вась? Они, политруки всякие, все время что-то говорят. Политруки, агитаторы, президенты, депутаты… А потом мы тут с тобой сидим нагие, как в мир пришли, в облака кутаемся, а там дети на минах рвутся… - А у тебя есть дети? - У меня – нет. - А ты вроде и не пацан уже… А у меня племяш перед войной народился, так и не повидал… - Вырос, небось, уже. Я после войны через тридцать лет почти родился. - Да ты что?.. А вообще… много народу тут прошло. Без формы и не поймешь… Странно, что тебя дальше-то не зовут. Ни туда, ни сюда. Что-то ты там такое недоделал, что ли? - Я репортаж делал, когда вокруг все рваться стало. Как раз пытался что-то объяснить, рассказать, что там на самом деле творится. Чтоб люди вмешались. Чтобы перестали бабок старых с детьми в кашу крошить. Чтобы посмотрели, кому выгодно это… Говорил – и тут… не успел я, Вась. Чего-то важного и нужного сказать – не успел. Так страшно стало, я мордой в грязь, сжался, чтобы видно меня никому не было, а потом больно стало и темно, и только одна мысль: абы как, лишь бы боль эту прекратить… А потом уж тут и очнулся. И не больно. - Да. Мне говорили про такие дела. Вот не доделал ты, боли побоялся, испугался. Ну и сидеть тебе тут теперь, посередине. Ни туда, ни сюда. - Как тебе? - Не, я службу справляю. Как там, внизу. У меня дело. А вот ты… - Самому противно, Вась. Страшно было. Бежать хотелось. И как-то ничего толкового там после не осталось. Даже вот ты про детей говоришь… А там дети по улице шли – так их миной при мне накрыло, кровь по улице бежала в ручье, где они кораблики пускали… - А если б вернуться можно было бы – чтоб ты сделал? - Вернуться? А разве возвращаются? - Да бывает. Если очень нужно. - Я б вернулся. Хоть бы камеру накрыть, чтоб все не пропало. - А страшно будет? Больно? - Будет. - Пойдешь? - А можно? - Можно. - Пойду. - Ну тогда вниз тебе. Шагом марш! Счастливый путь! Иди-иди, и к пустой голове руку не прикладывай…
2004
|